«Милый, милый Киев...»

 

Сегодня 22 июня – один из самых страшных дней в нашей истории… В этот день в 1941 году киевляне ждали футбольного праздника, а вместо футбола в Киев пришла война. Об этом дне много написано и правды, и не правды, но это дело историков, а не библиотекарей.

 

Мне же хотелось вспомнить сегодня замечательного писателя и удивительного человека, 110 лет назад родившегося в Киеве и прожившем в нем 54 года своей жизни - Виктора Платоновича Некрасова. Почему именно его? Потому что день сегодня такой! День, когда говорят, пишут и спорят о войне. А Виктор Некрасов, любивший и защищавший свою страну от фашистов в окопах Сталинграда, написал одну из самых правдивых о войне книг!

 

«Сталинград» появился в 1946 году в журнале «Знамя». Кое-кому из литературных властей столь обобщенное название показалось кощунственным, и в последующих отдельных изданиях роман превратился в повесть «В окопах Сталинграда». Появление этого произведения в печати казалось в те дни попросту неправдоподобным. Литературная общественность растерялась. Книга написана простым офицером, не писателем, ни слова о партии, три строчки о Сталине. Против сразу же выступили критики-проработчики. В бесконечных статьях и дискуссиях звучало: «Нет в повести широты, охвата... Взгляд из окопа... Дальше своего бруствера автор ничего не видит...») (Юрий Поташний)

Но читатели книгу оценили и от нее, собственно, и пошла уже честная проза о войне. Только не читают нынче Некрасова и стыдливо умалчивают о человеке, который в ряду знаменитых киевлян по праву мог бы стоять одним из первых. А он так любил свой Киев! Эта любовь ощущается практически во всех его произведениях. Строгое, чеканное течение повести «В окопах Сталинграда» и вдруг: «Милый, милый Киев!.. Как соскучился я по твоим широким улицам, по твоим каштанам, по желтому кирпичу твоих домов, темно-красным колоннам университета…»

 

Почему же забыт, умышленно как-то забыт этот по-настоящему самобытный прозаик и очень сильный и незаурядный человек? Может, потому что он говорил правду? Он считал, что лучше умолчать о чем-то, чего не позволено в данное время говорить (умный человек прочтет и между строк), чем заведомо написать ложь! А еще… свобода! Он обладал той свободой, о которой так много говорят, но которая, как и прежде, остается мечтой, грезой… Он умел оставаться свободным в любой стране, при любом режиме.

 

Он везде был неудобным для власти человеком. Он был «другим», жил своей, абсолютно независимой жизнью. Его не изменила ни Сталинская премия, (а ведь присуждение каждой Сталинской премии имело свою цель: вождю нужны были крупные имена), ни слава. С советской начальственной средой он не хотел иметь ничего общего, от всех предложений отказывался.

«Некрасов никогда не пыжился и не думал, что сейчас своим словом научит все человечество, как надо жить. В отношениях со всеми был ровен и демократичен, не в политическом и не в общественном смысле, а просто в человеческом. Он не любил, когда его называли по имени-отчеству. Все его товарищи, которые были гораздо моложе, и даже дети, называли его Вика. Но вот начальству это не позволялось, и когда Министр культуры СССР Екатерина Алексеевна Фурцева назвала его Викой, он тут же её оборвал: — Если вы не будете обращаться ко мне по имени и отчеству, я буду называть Вас Катей» - вспоминал Владимир Войнович.

 

Его поведение вызывало в высших кругах раздражение и тревогу. Не удивительно, что все это закончилось тем, что его исключили из партии, куда он вступил в дни Сталинградской битвы, а потом и из Союза писателей, книги его были изъяты из библиотек, но покаяния в «идейных» грехах так и не дождались. И тогда его «выкинули» из родного города, предложив уехать навсегда. На прощание он оставил письмо: «Пусть уж читатель обойдется без моих книг, он поймет, почему их не видно… Я никогда не унижу своего читателя ложью…»

 

А дальше был Париж! Но и там не все было гладко, ибо политика - вещь грязная, и в ней трудно оставаться свободным человеком. Поэтому и не «вписался» Виктор Некрасов в ведущее издание «третьей волны» русской эмиграции журнал «Континент», издаваемый в Париже, ибо антисоветская яростная «партийность» была для него чужда точно так же, как и советская.

 

Кинорежиссер Павел Лунгин вспоминал: «Некрасов остался в моих воспоминаниях человеком-праздником, совершенно не выносившим рутины и обладавший огромной внутренней свободой. Он был абсолютно несоветским, неконформным и напоминал старых русских интеллигентов, о которых я читал у Чехова. Он укрепил во мне стремление быть свободным и вложил в голову запрет, который по сей день остается во мне на уровне инстинкта: «Не приближайся к власти!» Сам он следовал этому правилу неукоснительно».

 

О его жизнелюбии, обаянии, чувстве юмора, о его многочисленных талантах и его щедрости можно писать бесконечно, но лучше прочесть воспоминания его друзей и заметки и повести самого Некрасова. Поверьте, вы непременно влюбитесь в этого человека, похожего на д’Артаньяна, каким его описал Дюма. Он не был богат, но у него и не было больших потребностей. Он много пережил, но не был несчастлив, потому что везде «был таким, какой есть, не играл никакой роли, говорил только то, что хотел сказать, делал то, что хотел» (Лилиана Лунгина).

 

И всю жизнь вспоминал войну. Девятое мая и день окончания Сталинградской битвы были для него святыми днями. В одном из своих рассказов он напишет, как гуляя по Парижу, скупал у букинистов французские и немецкие газеты военного времени, в которых попадалось что-то о Сталинграде. А если находил в них аэрофотоснимки, то разглядывал их с лупой, надеясь увидеть свой блиндаж. Долгая Вам память, Виктор Платонович! Хочется верить, что Ваше время еще наступит, время свободных людей!

 

***

Почему-то все чаще грущу я о Вике Некрасове,

нежелательном для партийных тузов.

Может быть, пролетая межзвездными трассами,

он откликнуться б мог на мой дружеский зов.

 

Может быть, на подаренной мне Вышеславии

нам счастливая встреча еще суждена,

там, как встарь, мы бы горькую чарку во здравие

наших верных друзей осушили сполна.

 

Мы бы вспомнили склоны Печерска, кварталы Батыевой,

и увидели б вновь незажившую рану из ран,

как его, сталинградца, пинком вышибали из Киева

на чужбину, и плакал над Волгой Мамаев курган.

 

Я скорблю о друзьях. Я их больше не встречу на родине,

никогда не увижу на древних днепровских холмах,

а быть может, лишь там, где-то там, на пустом астероиде,

где и время, и память размолоты вечностью в прах

 

Леонид Вышеславский.

 

P.S. Читайте Виктора Некрасова, его проза, как и он сам, свободна и современна! Начните, хотя бы, с последнего его произведения «Маленькая печальная повесть» …